Я кивнул и спросил:
— Простите, сэр, она говорила, чтобы вместе с вами приехала миссис Кемпбелл?
Генерал смотрел на нас с Синтией, пытаясь понять, что нам известно. Он, вероятно, подумал, что эта пленка попала к нам в руки.
— Да, она это сказала, но у меня не было ни малейшего желания ей потакать.
— Итак, дочь поднимает вас ночью с постели и заставляет мчаться на стрельбище. Вы догадывались, о чем она хотела поговорить?
— Н-нет... Вы, вероятно, знаете, что Энн была особа неуравновешенная.
— Мне говорили, что вы предъявили дочери ультиматум и установили срок. Она должна была дать ответ за завтраком в то утро.
— Совершенно верно. Она вела себя недопустимо, перешла все границы. Я сказал, чтобы она бралась за ум или убиралась с базы.
— Услышав голос дочери, вы, значит, понимали, что это не очередная выходка неуравновешенной особы и ее звонок связан с ультиматумом?
— Да, кажется, понимал.
— Как вы думаете, зачем ей понадобилась магнитофонная запись?
— Вероятно, чтобы не возникло спора. Я никогда не шел у нее на поводу. Я вынужден был ее выслушать и не мог ничего возразить. Потом я поехал в назначенное место — так поступил бы любой отец.
— Ваша дочь была уже там и звонила по мобильному телефону. Она уехала из штаба около часу ночи, вас не удивило, что местом встречи она выбрала отдаленную учебную площадку? Могла бы, кажется, просто приехать на завтрак и дать ответ на ваш ультиматум.
— Я не знаю, — покачал головой генерал.
Тогда он действительно ничего не знал, но, приехав и увидев дочь, все понял. Я видел, что он искренне переживает и едва держится. И будет держаться до конца, как бы я ни наседал, повторять очевидные вещи, вытекающие из неоспоримых фактов и доказательств. Но он ни за что не скажет главное: почему его дочь голой была распята на земле.
— Энн сказала, что покончит с собой, если вы не приедете. Как вы думаете, не замышляла ли она убить вас?
Генерал молчал.
— Вы взяли с собой оружие?
— Я не имел ни малейшего представления, что там творится.
Не имел, это точно, поэтому и не взял с собой миссис Кемпбелл.
— Итак, вы оделись в гражданский костюм, взяли пистолет, сели в машину жены и поехали на стрельбище номер шесть с зажженными фарами. В котором часу вы приехали в условленное место?
— М-м... кажется, в два пятнадцать. Как она и просила.
— Понятно. Вы выключили фары и?..
Генерал долго молчал, взвешивая неоконченную фразу.
— Вышел из машины и подошел к джипу, но Энн там не оказалось. Я начал беспокоиться, позвал ее, но она не ответила. Я снова окликнул ее, потом слышу, Энн зовет меня, обернулся к стрельбищу и увидел... Увидел, что она лежит на земле, точнее, увидел лежащую на земле фигуру. Наверное, Энн ранена, решил я, быстро пошел к ней... и увидел, что она раздета... Я был шокирован, растерян. Не знал, что все это значит... главное, она была жива. Я спросил, что с ней, и она ответила... Я стоял рядом... Не знал, что делать... Мне трудно говорить об этом...
— Понимаю, сэр. Нам тоже трудно. Наши чувства, конечно, не сравнимы с вашим горем, но не ошибусь, если скажу за себя и за мисс Санхилл, что в ходе расследования у нас... Можно сказать, мы полюбили вашу дочь. — Мисс Санхилл, вероятно, воздержалась бы от этого признания. — Сыщики, расследующие дела об убийстве, часто переживают за погибших, хотя в жизни их не видели. Мы просмотрели видеопленки с записями лекций вашей дочери, и я понял, что она такая женщина, с которой я был бы рад познакомиться... Но я перебил вас, сэр, простите...
Генерал не мог собраться с мыслями, и прошло несколько неловких минут, пока он не взял себя в руки, сделал несколько глубоких вдохов, откашлялся.
— Дальше что... Я пытался развязать ее... Представьте мое положение... Было так неудобно... мне не удалось развязать веревки и не удалось вытащить колья... Не знаю, кто это сделал, но он загнал их глубоко в землю, и узлы на веревках были тугие... Ничего не мог сделать, как ни бился... Я сказал ей, что сейчас вернусь, пошел к машине, но не нашел ничего, чем можно было разрезать узлы. Я вернулся и сказал, что съезжу в Бетани-Хилл... возьму нож у полковника Фаулера... Бетани-Хилл в десяти минутах от стрельбища номер шесть... Теперь, задним числом, я понимаю, что должен был бы. — Впрочем, нет, не знаю... Не знаю, что должен был предпринять...
— Вы, конечно, разговаривали, когда пытались развязать веревки?
— Перебросились всего несколькими словами.
— Естественно, спросили, кто это сделал?
— Н-нет...
— Генерал, вы не могли не спросить...
— Ах да, конечно. Но она сказала, что не знает.
— Вернее, не захотела сказать.
Генерал посмотрел мне прямо в глаза:
— Да, не захотела. Как вы узнали?
— Потом по Райфл-Рендж-роуд вы поехали на Бетани-Хилл.
— Да, и позвонил полковнику Фаулеру.
— Вы знали, что в миле, у склада боеприпасов, стоит охрана?
— Мне нет необходимости знать, где расположены посты... Кроме того, я все равно не поехал бы туда. Зачем молодому мужчине видеть мою дочь в таком положении?
— В ту ночь на посту была женщина, но это не важно. Меня интересует другое: почему, сэр, вы развернулись и добрые полмили ехали, не включив фары?
Генерал, должно быть, удивился, откуда я это знаю, потом сообразил, что от постового.
— Зажженные фары могут привлечь внимание. Мне этого не хотелось.
— Почему?
— Как бы вы поступили на моем месте, оставив раздетую дочь распятой на земле? Начали бы созывать людей? Я твердо знал, что надо спешить за помощью к полковнику и миссис Фаулер. Зачем предавать инцидент огласке?
— Но инцидент, как вы выразились, сэр, на самом деле был преступлением. Вам не пришло в голову, что к ней пристал какой-то сумасшедший или группа сумасшедших? Какой смысл делать из этого секрет?