Так или иначе, в назначенное время на кафедру поднялся полковник Фаулер произнести надгробную речь. Он выразил признательность прибывшим на церемонию родственникам, друзьям, сослуживцам и почетным гражданам Мидленда.
— В нашей профессии, — продолжал он, — чаше, чем в какой-либо другой, мы сталкиваемся с безвременной смертью молодых мужчин и женщин. Это отнюдь не значит, что мы привыкаем к смерти и сердца наши черствеют, напротив, мы еще больше ценим жизнь, ибо знаем, что армейская служба и опасна и сложна. Принося воинскую присягу, мы сознаем, что нам, может быть, придется пожертвовать жизнью, защищая Родину. Капитан Кемпбелл сознавала это, получая звание по окончании военной академии. Она сознавала это, отправляясь в зону боевых действий в Персидском заливе. Она сознавала это, поехав ночью, когда обычные люди спят, проверить караулы. Это не входило в ее прямые обязанности, но она сделала это, не дожидаясь приказаний.
Я слушал Фаулера и думал о том, что принял бы все сказанное за чистую монету, если бы не знал правду. Отважная молодая женщина-офицер едет в ночь проверять караулы, и ее убивают. Печальный факт, но правда еще печальнее.
— Мне вспоминаются слова из книги пророка Исайи, глава двадцать первая стих одиннадцатый: «Сторож, сколько ночи?» И снова кричат: «Сторож, сколько ночи?» И сторож отвечает: «Приближается утро». Разве мы все не сторожа? Жизненное призвание солдата — стоять на страже, стоять день и ночь, охраняя спокойный сон людей, стоять всегда, пока Господь не призовет нас в Его Царство Небесное.
У Фаулера звучный, глубокий голос, владел он им безупречно. Он мог бы стать проповедником или политиком, если бы поменьше думал о добре и зле.
Мне неинтересно слушать ораторов, и мысли мои унеслись снова к Энн Кемпбелл. Я увидел ее в гробу, лицо, руки, держащие эфес сабли, и — вдруг как ударило меня — уэст-пойнтское кольцо на пальце. Может быть, это не ее кольцо. Но если ее — кто его надел? Фаулер? Генерал Кемпбелл? Полковник Мур? Кент? Откуда оно появилось? Впрочем, какая разница?
Полковник Фаулер все еще говорил, и я снова переключился на его волну.
— Я знал Энн еще в детстве. Она была живым смышленым ребенком, настоящая девочка-сорванец. — Он улыбнулся, раздались приглушенные смешки, потом снова стал серьезным. — Замечательное, развитое не только физически, но и духовно одаренное дитя Господа Бога. И всем нам, кто знал и любил Энн Кемпбелл...
При всей своей сладкоречивости Фаулер на мгновение запнулся, поняв, что сказал двусмысленность, но запинку заметили только те, кто был с ней в интимных отношениях.
— ...нам всем будет не хватать ее.
Кемпбеллы недаром пригласили Фаулера произнести надгробное слово; кое-где сопели, сморкались, всхлипывали. Была еще одна немаловажная причина: он один из небольшого списка кандидатов на эту почетную роль, кто не спал с умершей. Но стоп! Я, кажется, снова впадаю в цинизм. С покойницей случилась большая беда, ее настигла безвременная смерть. Фаулер говорил искренно и трогательно, а я не кто иной, как последний подонок.
Фаулер не стал распространяться о том, как погибла Энн Кемпбелл.
— На сегодняшнем военном языке поле боя — это место, где мы встречаемся с противником. В большинстве случаев так оно и есть. Однако мы вправе расширить это понятие, включить в него любое место, где стоят наши вооруженные силы, и сказать, что Энн Кемпбелл погибла в бою. Она останется в нашей памяти не безвинной жертвой, а стойким солдатом, погибшим при исполнении своего долга. — Он склонил голову. — Энн, такой мы тебя и запомним.
Фаулер сошел с кафедры, салютовал перед гробом и сел на свое место. Заиграл орган, и присутствующие подхватили излюбленный Двадцать третий псалом, начатый капелланом Имзом. Песнопение завершилось его благословением, которое кончалось словами «Иди с миром». Органист заиграл «Скалу времен», все встали.
В общем и целом богослужение прошло как надо. На похоронах редко бывает иначе.
Восемь почетных провожатых, стоявшие в первом левом ряду, выстроились в центральном проходе у помоста, а шесть носильщиков заняли свои места по обе стороны гроба. Я обратил внимание, что все носильщики — молодые лейтенанты, которых назначили, поскольку требовалась физическая сила или потому, что они никак не были связаны с умершей. Даже лейтенанту Элби, чьи намерения были серьезны и благородны, не разрешили нести гроб.
Точно так же почетные провожатые, которых в другом случае отобрали бы из ближайших сподвижников генерала или близких друзей покойной, на этот раз были сплошь женщины-офицеры, включая первого помощника генерала капитана Боллинджер. На первый взгляд женский контингент казался уместным, но те, кто знал, почему на эту роль не пригласили мужчин, пришли к выводу, что генерал наконец одержал победу, не допустив к телу дочери ее любовников.
Восемь женщин-офицеров прошествовали к выходу. Носильщики надвинули верхнюю часть крышки гроба, накрыли его национальным флагом и сняли с помоста.
Гроб понесли к выходу. Процессию возглавлял капеллан Имз, замыкали ее Кемпбеллы. Каждый, кто был в форме, салютовал Энн Кемпбелл, отправившейся в последний путь. Почетные провожатые, стоявшие у выхода по стойке «смирно», тоже салютовали. Народ начал постепенно расходиться. Я вышел на паперть. Носильщики установили гроб на лафет, прицепленный к джипу.
На лужайке напротив церкви стояли машины, которые составят эскорт: служебные легковушки и автобусы для перевозки носильщиков, оркестра, знаменосцев, салют-команды. В принципе всякий военнослужащий имеет право быть похороненным на государственном кладбище, со всеми воинскими почестями, хотя такое счастье выпадает только тем, кто погиб в бою. Если идет война, то многих хоронят в зоне военных действий или отправляют останки в цинковом гробу самолетом в Штаты для захоронения в родных местах. Но в любом случае, будь ты генерал или рядовой, над тобой прогремит залп из двадцати одной винтовки.