Дочь генерала - Страница 134

134

— Я обещал полковнику Муру защиту, если он согласится сотрудничать со следствием, — сказал я сидящему на заднем сиденье Карлу.

— На этой неделе вы раздаете обещания о защите, как врач лекарства против заразных болезней.

Катись-ка ты, Карл, сам знаешь куда.

— Превосходная была служба, — сказала Синтия.

— Ты уверен относительно капеллана? — спросил меня Карл.

— Абсолютно, сэр.

— Здесь все знают всё друг о друге?

— В известной степени. Кроме того, она не очень-то таилась.

— Неужели сейчас надо говорить об этом? — вмешалась Синтия.

— Наш непосредственный начальник имеет право на получение от нас любой информации и в любое время, — возразил я.

Синтия отвернулась к окну и ничего не ответила. В зеркало заднего обзора я видел, что Карл немного удивлен моей резкостью.

— В ходе следствия нам не удалось найти уэст-пойнтское кольцо убитой. Но я увидел его у нее на пальце.

— Вот как? Может быть, это другое?

— Может быть.

Мы проехали дом Бомона, Учебный центр, потом обогнули Бетани-Хилл и выехали на Райфл-Рендж-роуд.

Часы на приборном щитке показывали полдень. Солнце так пекло, что было видно, как от асфальта волнами поднимается горячий воздух.

— С этой минуты УРП официально отстраняется от расследования.

— Я добился отсрочки на час, — сказал Карл. — Если понадобится, возьму еще один.

Везет как утопленникам.

— Прекрасно, — заметил я без малейшего энтузиазма.

По Джордан-Филдз тянулась вереница автомобилей. Мы проехали сторожевой пост, где два несчастных потеющих полицейских вынуждены были отдавать честь каждой машине.

На Джордан-Филдз полицейские направляли прибывающие машины на просторную стоянку перед ангарами. Я проехал подальше и наконец около третьего ангара увидел служебную машину Кента. Я остановился неподалеку, мы вышли из «блейзера» и последовали за толпой к назначенному месту. Тело отправляли в Мичиган для захоронения, для этой цели воздушные силы великодушно предоставили транспорт — большой оливкового цвета «СИ-130», который стоял около взлетной полосы.

Как я и предполагал, на Джордан-Филдз приехали и те, кто не присутствовал на службе в церкви: сотни полторы рядовых и унтер-офицеров в форме, любопытные из Мидленда и его окрестностей, представители городского общества ветеранов, офицеры, которые были заняты по службе, и их жены.

Здесь же были, разумеется, оркестр, знаменосцы с почетным караулом, салют-команда. Барабанщик начал выбивать медленную дробь, и между двумя ангарами появились шестеро носильщиков. Они катили лафет с гробом к хвостовой части «СИ-130». Военные отдавали честь проезжающему мимо них гробу, люди в штатском прикладывали правую руку к груди, слева, где сердце. Барабанная дробь прекратилась. Все застыли в ожидании.

Жара стояла дикая, не было ни малейшего ветерка, знамена беспомощно повисли, и знаменосцам приходилось трясти древками.

Почетные провожатые приподняли флаг, которым был покрыт гроб, и капеллан Имз произнес: «Помолимся». Поминальную молитву он закончил словами: «Даруй ей, Господи, вечный покой, и пусть светит над ней неугасимый твой свет. Аминь».

Семеро стрелков дали по три винтовочных залпа. Когда звук последнего залпа замер вдали, горнист у лафета протрубил отбой. Я люблю отбой, и правильно, что этот сигнал, который солдат слышит перед отходом ко сну, играют над его могилой перед началом последнего, долгого сна. Собравшимся он напоминает, что как день сменяет ночь, так и за отбоем последует побудка.

Носильщики сложили флаг и отдали его капеллану Имзу, а тот, в свою очередь, вручил его миссис Кемпбелл. Та приняла флаг торжественно и церемонно.

Должно быть, от палящего солнца, от винтовочных залпов, от звуков горна мне припомнилось лето 1970-го и мотель «Белые камелии», злачное местечко на шоссе в окрестностях Мидленда. Мне припомнилась полуночная вечеринка у бассейна, где не требовалось купального костюма. Господи, какие же мы были молодые, думал я, как ставили весь город на уши — сотни и тысячи жеребцов, взбрыкивающих от обилия гормонов и спиртного. Но мы не были беспечными юнцами, которые не думают о будущем, напротив, оно нависало над каждой нашей мыслью, над каждым словом. Над каждым лихорадочным свиданием.

Я вспомнил двух приятелей по пехотному училищу, которых на месяц назначили разгружать здесь самолеты с трупами в пластиковых мешках. Потом оба получили приказ отправиться — не во Вьетнам, нет, а в Германию, и они читали вслух и перечитывали в казарме этот приказ, как будто это было извещение юриста о наследстве или принадлежности к титулованному дворянству.

Нам казалось, что существует причинно-следственная связь между разгрузкой трупов из Вьетнама и желанием самому не стать трупом. Сотни ребят-пехотинцев добивались наряда на аэродром в надежде, что потом им выдадут билет в Германию или какое-нибудь другое безопасное местечко. Я тоже разгружал трупы на Джордан-Филдз, но расхожее мнение, будто начальство питает особые чувства к тем, кто ворочает мешки с человеческим мясом, оказалось неверным. Я получил приказ, гласящий: «Вам надлежит явиться на Оклендскую военную базу для дальнейшей отправки в Юго-Восточную Азию».

Я возвратился в настоящее, которое было таким же тяжелым, как и прошлое. Генерал и миссис Кемпбелл разговаривали с группой подошедших к ним людей — родственники, Фаулеры и помощник генерала капитан Боллинджер. Во время моего мысленного отсутствия гроб уже внесли в хвостовой люк самолета.

Внезапно из сопел четырех турбовинтовых двигателей вырвался огонь, и они оглушительно взревели. Генерал козырнул стоящим подле него, взял миссис Кемпбелл под руку, с другого бока ее взял под руку Джон — и все трое взошли по наклонному днищу в люк. Сначала я подумал, что они хотят в последний раз попрощаться с дочерью и сестрой, но потом понял, что генерал с супругой выбрали именно этот момент, чтобы покинуть Форт-Хадли и навсегда оставить армию. Так оно и есть: днище медленно поднялось и встало на место.

134