— Хорошо, сделаю... Вы его арестуете?
— Мы все еще пытаемся вытянуть из него психологический портрет погибшей.
— Кому это нужно?
— Мисс Санхилл и мне.
— Зачем? Какое отношение это имеет к Муру?
— Как вам сказать... Чем глубже я копаю, тем меньше нахожу у него оснований убивать свою подчиненную. Зато вижу серьезные мотивы у других людей.
— Пол, я понимаю ваши действия, но только до известной черты, — раздраженно сказал Кент. — Сейчас вы уже переступили эту черту. Если Мур окажется убийцей и его арестуют фэбээровцы, у вас будет бледный вид.
— Знаю, Билл. Но если я арестую невиновного в преступлении человека, вид у меня будет еще бледнее.
— Вы мужик или баба?
— Идите к черту!
— Забываетесь, Бреннер! С вами говорит старший по званию.
— Идите к черту... сэр.
Я повернулся и пошел по коридору к нашему кабинету. Синтия последовала за мной. Кент стоял на месте, разинув рот.
В кабинете нас ожидала стопка телефонных сообщений, пачка заключений от криминалистов и коронера и множество всяких бумаг с пометкой «Прочти и распишись», то есть полусекретной информации, добрая половина которой меня не касалась. В армии могут перепутать ведомости выплаты твоего денежного содержания, отправить жену с детьми в Японию, а домашнюю мебель — на Аляску, забыть, где ты проводишь отпуск. Но как только ты рапортовал о своем прибытии для исполнения временных обязанностей, тебя немедленно включат в список № 1, список № 2 или список № 3 на получение дурацких и памятных записок. Таков порядок, и исключений не делается, даже если ты работаешь в чужом кабинете, под вымышленным именем и выполняешь секретное задание.
— Неумно, — сказала Синтия.
— Неумно то, что он сказал?
— С его стороны тоже неумно. Но я имею в виду тебя. Неумно говорить полковнику — цитирую — «идите к черту...».
— Не вижу проблемы, — возразил я, просматривая телефонные сообщения.
Синтия помолчала.
— Знаешь, а ведь он на самом деле сделал что-то нехорошее, правда?
— Ты права. Главное, он сам это понимает.
— И все же... зачем тыкать его носом? Он нам еще пригодится, хотя товар, конечно, подпорченный.
Я поднял голову.
— Не испытываю особенного сочувствия к офицеру, нарушившему свой долг.
— Разве что офицера зовут Энн Кемпбелл.
Я не стал реагировать на ее колкость.
— Ну ладно, как насчет кофе и пончиков?
— Кофе и пончики — это прекрасно.
Синтия нажала кнопку переговорного устройства и попросила явиться специалиста Бейкер.
Я стал листать историю болезни Энн Кемпбелл, удивительно худосочную, если учесть ее длительную службу, из чего я заключил, что она предпочитала обращаться к докторам на гражданке. В истории, однако, содержалось заключение гинеколога, сделанное во время ее поступления в Уэст-Пойнт. Вот что написал врач: Hymen imperforatus. Я показал запись Синтии.
— Это означает нетронутую девственную плеву?
— Да, но не является абсолютным признаком девственности, а всего лишь говорит о том, что ничего крупное во влагалище не проникало.
— Следовательно, мы можем отбросить предположение, что отец принудил молоденькую дочь к сожительству.
— Видимо, да. Правда, существуют и другие формы полового надругательства... Похоже, в словах Мура есть зерно истины. Нам неизвестно, что генерал сделал с ней, но это произошло на втором курсе. Сомнительно, чтобы отец мог изнасиловать двадцатилетнюю дочь в Уэст-Пойнте... А все-таки любопытно, что Энн была девственницей, когда поступала в академию... Посмотри, может, там есть более поздние заключения гинекологов.
Я посмотрел, но более поздних заключений не нашел.
— Больше ничего нет, — сообщил я.
— Это странно, женщина не может так долго не показываться гинекологу.
— Наверное, показывалась частным врачам.
— И все-таки почему мы считаем, что происшедшее непременно носило сексуальный характер? — спросила Синтия.
— Потому что все совпадает. Как говорится, око за око...
— И связано с отцом... Может быть, он заставил ее сойтись с каким-нибудь старшим офицером или...
— Теплее, теплее... Но не будем пока делать окончательных выводов. — Я отдал Синтии историю болезни: — Там в конце есть заключение психиатра, прочти.
Вошла специалист Бейкер. Я представил ее Синтии, но оказалось, что они уже знакомы.
— Ну, и что вы думаете? — спросил я у Бейкер.
— Простите, сэр?
— Я спрашиваю: кто, по-вашему, это сделал?
Она пожала плечами. Синтия подняла голову.
— Друг или незнакомый?
Бейкер, почти не колеблясь, ответила:
— Друг... Правда, хахалей у нее было навалом.
— Вот как? Скажите, в управлении вас расспрашивали об этом деле? В управлении или где-нибудь еще?
— Да, сэр.
— Кто?
— Вам обоим звонили вчера весь день и сегодня утром, и каждый спрашивал. Какой-то полковник Мур, который представился начальником потерпевшей, потом полковник Фаулер, адъютант генерала, затем руководитель группы из УРП майор Боуз, шеф полиции Ярдли из Мидленда и многие другие. Я все звонки записала.
— И все вас пытали?
— Так точно, сэр. Но я всем отвечала, что лучше поговорить с кем-нибудь из вас.
— Скажите, в управлении говорят о чем-нибудь таком, что полезно знать и нам?
Бейкер поняла мой вопрос и, подумав, ответила:
— Говорят много. Но я не знаю, что правда, а что слухи и сплетни.
— Я так и понял, Бейкер. Все, что вы скажете, не подлежит огласке. Я гарантирую вам не только полную анонимность, но и перевод в любое место Вселенной. Гавайи, Япония, Германия, Калифорния — только назовите. Идет?
— Да, сэр...