Я был в боевой форме, в которой явился на оружейный склад, Синтия — в джинсах и ветровке. Мы подошли к парадной двери коттеджа номер сорок пять, не отличимого от таких же фасадов красного кирпича.
— Ты взяла пистолет? — спросил я.
Синтия кивнула.
— Хорошо, стой здесь. Я войду через заднюю дверь. Если я спугну кого-нибудь и он попытается бежать, задержи его.
— О'кей.
Я обошел ряд коттеджей. Задние дворы здесь представляют обычную травяную лужайку, но к каждому дому примыкает небольшой участок, отгороженный деревянным заборчиком от соседей. На этом уединенном пятачке у Энн Кемпбелл стояли стандартный гриль и кое-какая садовая мебель, включая кресло-качалку, на которой лежал крем для загара и туристический журнал.
Входили в дом с заднего двора через раздвижные стеклянные двери. Я подошел к ним, заглянул внутрь и увидел только столовую с кухней за перегородкой и часть гостиной. Очевидно, в доме никого не было. Хозяйки быть не могло, но я не думал, чтобы у генеральской дочери жил любовник или даже подруга — это бросило бы тень на ее репутацию. Однако ни в чем нельзя быть уверенным, и потому действовать надо предельно осторожно, особенно в происшествиях, связанных с убийством.
В нижней части стены у самой земли я увидел оконный проем. Это означало, что у коттеджей есть цокольный этаж, полуподвальное помещение, а также, что туда ведет крутая открытая лестница. Прежде чем спускаться, я, может быть, швырну вниз гранату. Оконный проем был закрыт пузырчатым плексигласом, привинченным к стене. Оттуда никто не сможет выбраться.
Справа от раздвижных дверей была еще одна дверь, в кухню. Я нажал кнопку звонка, подождал, позвонил еще раз. Потом покрутил ручку двери — это удобнее, чем ее взламывать.
Вообще-то говоря, мне следовало бы, как и советовал полковник Кент, отправиться прямиком в полицейскую часть Мидленда. Блюстители закона обязательно запаслись бы ордером на обыск и с удовольствием устроили шмон в доме потерпевшей. Но мне не хотелось беспокоить полицию. Я снял нужный ключ со связки, взятой из сумки Энн Кемпбелл, вошел в кухню и запер за собой дверь.
На противоположной стене выделялась массивная на вид дверь, которая вела, вероятно, вниз, в цокольный этаж. На двери была задвижка. Я запер вход. Если там кто-то есть, то он — или она — в ловушке.
Обеспечив таким образом себе тыл, а скорее, отрезав путь к отступлению, я осторожно прокрался к передней двери и, открыв ее, впустил Синтию. Мы постояли в просторной, снабженной установкой для кондиционирования воздуха прихожей, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Я знаком велел Синтии достать пистолет. Она быстро расстегнула кобуру и вытащила свой «смит-вессон» тридцать восьмого калибра. Потом я крикнул в пустоту:
— Мы из полиции! Не двигаться! Подать голос!
Никто не ответил.
— Стой здесь, будь готова пустить свою игрушку в дело, — сказал я Синтии.
— Зачем я вообще ношу эту долбаную штуку?
— И то верно.
Первым делом я подошел к стенному шкафу-раздевалке и рывком отодвинул створку, но там никто не стоял со шнуром и палаточными кольями в руках. Потом я стал медленно обходить комнату за комнатой. Я на девяносто процентов был уверен, что дом пуст, и потому чувствовал себя немного глупо, но хорошо помнил похожий случай, когда дом не был пуст.
Из прихожей шла лестница на второй этаж, а лестницы, как я уже доложил, опаснейшая штука, особенно скрипучие. Синтия осталась внизу, а я в три прыжка перемахнул через ступени на второй этаж и прижался спиной к стене.
Здесь, в коридоре, было три двери, одна открытая, две закрытые. Я повторил формулу обхода незнакомого помещения, но никто не отозвался. Снизу меня позвала Синтия. Она поднялась на несколько ступенек и кинула мне пистолет. Я поймал его на лету, а ей подал знак оставаться на месте. Резким движением распахнув одну дверь, я изготовился к стрельбе и крикнул: «Стоять». Моя воинственность и на этот раз пропала даром. Я заглянул в полутьму комнаты и увидел, что это была вторая, гостевая, спальня, очень скудно обставленная. Потом я повторил ту же процедуру со второй закрытой дверью — оказалось, что это большой платяной шкаф. Несмотря на все мои акробатические номера, я понимал, что если бы в доме кто-то был и захотел применить оружие, я давно был бы мертв. Я повернулся, снова припал спиной к стене и подвинулся к комнате с открытой дверью и заглянул внутрь. Это была большая, основная, спальня, и в глубине ее — еще одна дверь, в ванную комнату. Я помахал Синтии, чтобы она поднялась, отдал ей «смит-вессон», сказав: «Прикрывай меня». Потом, не сводя взгляд с раздвижной дверцы шкафа и открытой ванной, вошел внутрь. Схватив с туалетного столика флакон с духами, я швырнул его в ванную, где он с грохотом разлетелся на кусочки. У нас, пехотинцев, это называется разведка огнем. И снова — ни души.
Я быстро осмотрел спальню, ванную, туалет и вернулся к Синтии, которая держала на прицеле все двери. Мне почти хотелось, чтобы в доме кто-нибудь был и я смог бы задержать его, поскорее закрыть дело и отвалить в Виргинию. Но человек предполагает...
Синтия огляделась и сказала:
— Постель-то она прибрала.
— Ты «академиков» не знаешь?
— Господи, до чего же все печально. Такая дисциплинированная и опрятная женщина. Но вот умерла, и все пойдет насмарку.
Я посмотрел на Синтию.
— Теперь надо взяться за кухню.
Есть нечто печальное и потустороннее в доме недавно умершего человека. Ты ходишь по комнатам, чьи стены не увидят ее больше, открываешь шкафы и комоды, выдвигаешь ящики, перебираешь вещи, читаешь письма и даже слушаешь сообщения на автоответчике. Платья, книги, видеокассеты, продукты, спиртное, косметика, счета, лекарства... Целая жизнь, внезапно ушедшая из дома, никого нет, остались только вещи, пережившие хозяйку и способные рассказать о ее жизни. Ходишь по комнатам, и некому кивнуть на любимую картину на стене, показать альбом с фотографиями некому предложить тебе выпить и объяснить, почему не политы и засыхают цветы.