Кэл ушел.
— Если допросить Мура и предъявить доказательства, — сказала Синтия, — есть большая вероятность, что он признается в содеянном.
— Такая вероятность есть, но есть и другая: он утверждает, что ничего подобного не совершал. И тогда нас в два счета упекают под трибунал и там — тоже в два счета — определяют, что полковник вооруженных сил США не душил дочь генерала Кемпбелла и что уорент-офицеры Бреннер и Санхилл опорочили честного офицера, упустили время для поимки настоящего преступника, опозорили себя и армию.
Синтия задумалась.
— Хотя все улики против Мура, у тебя еще есть сомнения?
— А у тебя?
— Кое-какие есть. Я просто не представляю, чтобы Энн Кемпбелл проделывала свои штуки с этим типом. Не представляю, чтобы у него хватило духу задушить ее. Он, конечно, психопат, по всему видно, может подсыпать отраву в кофе, но чтобы голыми руками...
— Меня это тоже тревожит, хотя, с другой стороны... Может быть, она сама попросила его, умоляла убить ее. У меня был такой случай. Подозреваю, что он прибегал и к галлюциногенам, этой дряни у них в Учебном центре полно.
— Вполне вероятно.
У входа показалась фигура полковника Кента.
— А вот и наш страж закона, — сказал я.
Мы пошли ему навстречу.
— Есть что-нибудь новенькое? — спросил он.
— Подбираемся к одному человеку, Билл. Жду отпечатков с пальчиков и резины.
Он вытаращил глаза:
— Правда? Кто же это?
— Полковник Мур.
Мне показалось, что он задумался, потом кивнул:
— Возможно.
— Почему «возможно», Билл?
— Как вам сказать... Они были близко знакомы, и он мог воспользоваться случаем. Нет, я бы не отказывался от этой версии. Вот только какие у него были мотивы.
— Этого я не знаю... Билл, расскажите мне о капитане и генерале Кемпбелле.
— Что вы хотите знать?
— У них были хорошие отношения?
Он посмотрел мне прямо в глаза:
— Нет.
— Поподробнее, прошу вас.
— М-м...
— Может, поговорим об этом в Фоллз-Черч?
— Не надо мне угрожать, слышите?
— Полковник, я руковожу расследованием дела об убийстве. Понимаю, вас удерживают обстоятельства служебного и общественного порядка, и тем не менее вы обязаны отвечать на мои вопросы.
Кент явно был растерян и одновременно рад, что в недвусмысленных выражениях ему сказано выложить все начистоту и тем облегчить свою душу.
— Хорошо. Генерал Кемпбелл не одобрял выбор дочерью военной специальности, круг ее знакомых мужчин, решимость жить не на территории военного городка, общение с людьми типа Чарлза Мура и множество других вещей, в которые я не посвящен.
— Разве он не гордился ею? — спросила Синтия.
— Не думаю.
— Но в армии ею гордились, — заметила она.
— У армии тоже не было выбора, как и у генерала. Если говорить напрямик, в одном кулаке она держала отца, в другом — армию.
— Что значит «держала в кулаке»?
— Это значит, что ей как женщине, генеральской дочери, офицеру — питомцу Уэст-Пойнта и общественной фигуре почти все сходило с рук. Она ввязалась в вербовочные дела прежде, чем отец понял, что происходит. Стала выступать в колледжах и женских организациях, потом на радио, замелькала на телевидении. Агитируя женщин за поступление на военную службу, Кемпбелл получила известность, а с ней и влияние. Ее все любили, считали рьяной патриоткой. На самом же деле она плевать хотела на армию. Она обеспечивала себе своего рода неприкосновенность.
— Зачем? — спросила Синтия.
— Если генерал не одобрял ее поведение, то она его просто ненавидела. Чего только не делала, чтобы насолить ему, поставить в неловкое положение. А у него руки были связаны, боялся повредить своей карьере.
— Вот это да, — сказал я, — интересная информация. Вы еще забыли сказать нам о своих терзаниях: как преподнести генералу дурную весть.
Кент оглянулся и тихо произнес:
— Все это между нами. На людях, официально, они любили друг друга. — Поколебавшись, полковник продолжил: — По правде говоря, генерал многое в Энн не одобрял, но ненависти в нем не было... Учтите, почти все, что я говорю, основано на слухах. Но я передаю их конфиденциально, чтобы вы поняли, что здесь происходит. От меня вы ничего не слышали, договорились?
— Спасибо, Билл. Есть что-нибудь еще?
— Нет, пожалуй, все.
Полковник, разумеется, сказал далеко не все.
— Кто те мужчины, которых не одобрял генерал, — помимо полковника Мура?
— Точно не могу сказать.
— Уэс Ярдли — не один из них?
— Может быть.
— Почему она ставила отца в неловкое положение?
— Этого я не знаю.
— Почему она ненавидела его?
— Если узнаете, поделитесь со мной. Но причина была очень серьезная.
— Какие отношения у нее были с матерью?
— Напряженные. Миссис Кемпбелл разрывалась между двумя ролями: супруга генерала и мать независимой женщины.
— Другими словами, миссис Кемпбелл была подстилкой, о которую вытирают ноги. И Энн Кемпбелл пыталась втолковать ей это.
— Можно сказать и так. Но все гораздо сложнее...
— А именно?
— Поговорите с миссис Кемпбелл.
— Так я и сделаю... Скажите еще раз, что вы ни разу не были в доме у Энн Кемпбелл, и я объясню в своем отчете, почему отпечатки ваших пальцев обнаружены на ее бутылке виски.
— Я же говорил вам, Бреннер, я притрагивался к каким-то вещам при разгрузке.
— Бутылка была в ящике, запечатанном вашими же людьми. Ее открыли час назад.
— Не дурите мне голову, Пол. Я сам полицейский. Если у вас имеются против меня улики, пойдемте к Сиверу, пусть он их мне покажет.
— Послушайте, Билл, давайте внесем ясность, чтобы поскорее перейти к более важным вещам вроде полковника Мура. Я хочу задать вам один вопрос. Напоминаю, что вы должны дать правдивый ответ. Если на вас это не подействует, добавлю, что я и сам докопаюсь до истины. Договорились? Вот он, этот серьезный вопрос: вы с ней трахались?